Тупеет ум и меркнет соображение, когда пожелаешь добиться: для кого и для чего все это пишется? Стоит ли с этими людьми говорить, как говорят с дельными людьми, ищущими истины? Стоит ли, например, одним из них доказывать, что в женском типе, который может выработаться по идеалу нигилистических специалистов по женской части, не будет ничего отличительного от типа грубой крестьянской бабы, которой стоит только надеть мужнин тулуп, чтобы ее совсем не по чем стало отличить от безбородого мужика, но которая также не сможет конкурировать в заработке с своим столь же, как она, развитым братом или мужем? Стоит ли доказывать другим, что по идеалу Соловьева не может быть создано совсем никакого типа или, с великими натяжками и предугадываниями великих мыслей этого автора, может быть создан тип резонирующих дур, для которых может быть вопросом и то: унизит или не унизит себя муж, если он подаст свое дитя на своих руках своей жене?
И эти-то ничтожнейшие писания у нас, о россияне, считаются в некотором смысле монографиями женского вопроса! И они-то составляют его литературу!
Смех и бесчестие трудам этих людей и нелепому времени, породившему возможность опубликования таких трудов в литературе: это вся награда, которой вправе ожидать себе от общества многоречивые специалисты по женской части. Им, этим празднословам, приходится теперь очень круто. Мы говорим в эту минуту об одних нигилистических специалистах по женской части и не касаемся г. Соловьева. С г. Соловьева нечего спрашивать, он, как говорится, «пришел Емеля, помолол, да и прочь пошел», но тем… Тем нет более никакого спасения ни в каких статьях, ни в каких фразах. Их положение столь плачевно, что они даже лишены возможности объясняться, и если у них есть малейшая способность понимать положения, то они непременно должны это видеть. С одной стороны, так называемый женский вопрос стал bête noire для всякого журнала, и читатель бежит от страниц, трактующих об этом вопросе, как от чумы. Этот удар специалисты нанесли себе сами, своим многоречием по женскому вопросу. Другой же, еще более сильный удар по рукам, которые захотят баловаться женским вопросом, дан нынче со всею строгостью г-жою Сусловою, которая, добившись специализирования себя в медицине, доказала, что женщины, желающие себя специализировать, нуждаются ныне уже не в словах, а в деловой помощи осуществлению их стремлений.
Кто же прежде всех должен оказать им эту помощь?
Очевидно, специалисты по женской части, так много сочувствующие этому на словах. Они должны начинать это дело.
Но могут ли они своими собственными силами класть почин специализированью женщин в науках, без поддержки на первых порах со стороны общества или со стороны правительства?
Ни на минуту нельзя затрудниться отвечать, что могут.
Во второй статье нашей, которою мы окончим разбор деятельности наших специалистов по женской части, мы назовем одного человека; мы назовем даже двух человек, живущих здесь же, в этом же самом Петербурге, при том самом обществе и при том самом правительстве, которые якобы стоят на каждом шагу впоперек дороги присяжным специалистам по женской части, и деятельностию этих двух человек в пользу женщин докажем, что все эти препятствия и затруднения ничтожны для того, кто хочет делать свое дело. Мы назовем двух человек, которые никогда не добивались случая подрапироваться специализмом по женской части, которые не трубили перед собою в трубы, а сделали для желающих трудиться женщин, может быть, более всех известных русских специалистов по женской части (исключая читавшего каком-то женщинам какие-то заманчивые специальные лекции литератора Слепцова. Этот человек подготовил слушавших его нигилистических женщин к пониманию, что есть мужчины, стоящие по степени своей рассудительности неизмеримо ниже самой простой бабы).
Мы в немногих словах расскажем все, что, с отличающею честные дела скромностию, сделано теми двумя людьми, о которых мы вспоминаем; а теперь заключим нынешнюю свою статью тем, что все труды наших специалистов по женской части не принесли русской женщине никакой пользы. Но вред — принесли! Они заездили этот вопрос так, что теперь надо Бог знает какой ловкости, чтобы склонить читателя развернуть страницу, на которой он ожидает встретиться с разговором о женском деле.
Окончим этим и еще раз подивимся всей тупости и всей наглости этих борцов за женщину, не ограничивавших своих хлопот одним специализированьем женщин, но хлопочущих об их умах, об их правах и нравах.
У нас в России, где женщины и по обычаям страны, и по складу нашей жизни свободнее всех женщин западной Европы, у нас, где женщина и перед очами закона равноправна с мужчиною более, чем женщина любого другого европейского государства, — никогда не было осязаемо совершенного недостатка в женщинах, отличавшихся и умом, и истинными добродетелями, составляющими украшение человека. Наша верующая и хранящая предания страна не оскудевала никогда серьезными женщинами и, благодаря здравому смыслу русского народа, оберегающего святыню семьи, не оскудела от них и ныне. Женщины, вдохновлявшие наших лучших поэтов, внушали им не романтических Лолот и не придурковатых героинь позднейших писателей, вроде гг. Авенариуса или Слепцова, женщины которых все жмутся к естеству да к червивому философствованию. Нет! — напротив! Одному из наших поэтов внушен его вдохновением тип женщины, «с которой никто не придет зубоскалить: которая в беде не сробеет, спасет, коня на скаку остановит, — в горящую избу войдет»; другой, бессмертный, доколе звучит русское слово, написал Татьяну — этот светлый облик женщины, которую человек, полный огня и страстей, не склонял к разговорам о совместном ложе, до чего так легко и так просто доходят с нынешними философствующими резонерками, а видел блаженство в одном постижении ее совершенств: